Всё сначала или Хочу наверх

Когда Айверсон жил в семействе Бэйли, то они заметили, что он всегда рано вставал и просил у них утюг. Он гладил рубашку, тщательно прорабатывая все складки. Затем надевал ее, поворачивался и разглядывал дырку на спине. С дыркой он ничего поделать не мог, но идти в школу в мятой рубашке он отказывался. «Он невероятно ценил все, что у него было», – вспоминает Майк Бэйли.

Козловски знал, что дома у Айверсона было непросто – иногда выключали свет, как-то прорвало канализацию и затопило весь дом. Что тренеры не понимали, так это то, что сам факт прихода в школу был сродни чуду. Айверсон собирал по центу на такси, просил друзей подвезти его и иногда звонил тренеру в полпятого утра.

К 15 годам он привык к тому, что он не мог разбудить мать или вообще найти ее. Ему приходилось сажать Брэнди на школьный автобус и оставаться дома с Айешей. А потом, когда Энн приходила домой, отправляться в школу самому.

Игра начиналась в 7.30. Айверсон пришел в 7.27, оставив себе три минуты на все про все. Он подошел к скамейке, снял футболку, надел игровую майку, затем без всякой разминки, даже не взглянув на тренера, выбежал на паркет и заменил одного из игроков. Как только он получил мяч, он не смотрел ни на кого – под ор болельщиков прошел защитников и оказался под кольцом. Он делал это снова и снова. Принципы, которые определяли жизнь и взгляд на баскетбол Брауна, даже не просматривались – но зато он набрал 47 очков и купался в обожании всех присутствующих.

Айверсон был не впечатлен. В начале лагеря Браун решил провести над командой эксперимент – попросил их совершить 12-минутную пробежку: каждый должен был постараться преодолеть максимальное число круг на треке. Некоторые игроки обрадовались этому как возможности показать, что они работали все лето. Айверсон подумал, что это просто тупо. Зачем бегать, когда они могут играть?
Запасные разыгрывающие «Сиксерс» Рекс Уолтерс и Дуг Овертон собирались победить, чтобы произвести на Брауна хорошее первое впечатление. Они были трудягами, но в лиге держались еле-еле за счет работы в межсезонье, за счет хороших впечатлений. Все выстроились на треке, Айверсон качал головой в недоумении, а Браун дал отмашку. Уолтерс, который был самым быстрым в университете Канзаса, стартовал первым, но через некоторое время с удивлением обнаружил Айверсона. Тот бежал наравне с остальными – только вперед спиной. Он продолжал бежать так еще три круга – а Браун негодовал по поводу того, что паренек выставляет дураками партнеров, тренера и, самое важное, Правильное отношение к делу – и в итоге, когда он повернулся и финишировал, то обогнал всех на 200 метров.

Айверсон никогда не ходил в тренажерный зал, почти не разминался и ел как сумасшедший. Перед матчами он сидел в помещении для семей игроков, в обычной одежде, и придумал, что будет делать после матча. За полчаса до стартового спорного спускался вниз, надевал майку с третьим номером и за пять минут до того, как ведущий кричал «шестифутовый защитник из Джорджтауна – он запихивал в себя четыре хот-дога, все, что ему было нужно для игры.
«Если вы зайдете к Аллену, то увидите – он возьмет стейк, картошку, Спрайт – обычно три Спрайта – и плошку с мороженым, – вспоминал Гэскинс. – А потом пойдет и отгрузит 50 очков. Что за хрень?»

Очень скоро все перестали беспокоиться из-за того, где он был, что делал и почему не спал.

Томпсон отправил первогодок на беговую дорожку, чтобы проверить их функциональное состояние. Для такого игрока как Айверсон, который не выходил на паркет уже больше года, это было особенно важно. Так что давай, парень, побегай. Скорость начала возрастать, уклон увеличился, и он разогнался. Хорошо подготовленный игрок мог продержаться на дорожке примерно десять минут – таким образом Томпсон сбивал спесь с тех, кто думал, что обладает феноменальным талантом. Бу Уильямс продержался двенадцать минут. Прошло двадцать минут, а Айверсон все бежал, и они решили остановить аппарат, посчитав, что это достаточно. Айверсон соскочил и улыбнулся Уильямсу – он почти не устал. «Сверхчеловек», – скажет тот после.

Если команда плохо играла, отдавала небрежные передачи или совершала глупее броски, то Томпсон наказывал всех дополнительными кругами после напряженных тренировок. Они бегали, с горящими легкими и еле передвигающимися ногами, а впереди несся Айверсон и улыбался.

Как-то президент Reebok Файрмэн попросил Крински организовать ему встречу с Айверсоном. Крински напомнил тому несколько раз, что Файрмэн, один из самых влиятельных людей в спорте, приедет к нему домой в пригороде Филадельфии.
Айверсон пожал руку Файрмэну, который по сути платил ему столько же, сколько «76-е». И тот засиял. Открыл блокнот и начал рассказывать о том, как он видит будущее сотрудничество Айверсона с компанией. Файрмэн только начал презентацию, а Айверсон маялся. Когда президент перевернул первую страницу и только приступил к сути предложения, спящий Айверсон решил, что уже достаточно. «Слушай, большой Пол, – сказал он к ужасу Крински. – Эй Ай хочет отдохнуть».
Больше он ничего не сказал – поднялся наверх, прошел в спальню и закрыл двери за собой. Крински уже начал представлять, как он будет искать новую работу. Он посмотрел на босса. «И это все?» – спросил Файрмэн. Крински закусил губу и кивнул.
Файрмэн улыбнулся.
«Это один из самых стильных уходов, которые я видел в своей жизни!»

Во время слушания по разводу в 2012-м Айверсон оценил свои месячные траты в размере 360 тысяч долларов – его доход составлял примерно пятую часть от этой суммы. В какой-то момент он встал, повернулся к Таванне и вытащил карманы из штанов. «У меня нет денег даже на чизбургер!» Тогда Таванна потянулась за кошельком, вынула деньги и протянула ему 60 долларов.